— Долго спишь, — припухлые, бледно-красные губы Синистры недовольно искривились.

Наташа, сонная, бледная, крупно дрожащая от внезапного пробуждения, задрала голову на звук чужого женского голоса и застыла изваянием, случайно заглянув в холодные и бездушные тёмно-зелёные глаза.

— Мне не стоило его слушать, — досадливо припечатала Аалроог, — ты никчёмная.

Страх, липкий, подчиняющий, ледяной иглой пронзил Ростову, вынуждая её медленно и осторожно поползти назад.

Синистра усмехнулась, но блёкло и без радости.

— Дрянь, — ядовито прошипела шаапит.

— Что же это? — припухлые губы Наташи разомкнулись. — Почему же вы злы на меня? Коли обидела я вас, то сердечно прошу простить меня.

— Сердечно? — морщась от отвращения, переспросила Синистра.

— Да, — кивнула Ростова.

— Человек, — красивые губы Аалроог опять искривились, — ты не в состоянии обидеть меня.

— Тем лучше, — сразу отозвалась Ростова, слепо и покорно повинуясь странному душевному порыву, который заставлял её без тени страха на бескровном лице говорить с этой пугающей женщиной, — но… чем же вы так недовольны?

— Тобой, — хмыкнула шаапит.

— Почему же? — изумление исказило лицо Наташи.

— Я уже говорила, — голос Синистры снова стал ледяным. — Ты никчёмная.

— Вовсе нет, — мотнула головой Ростова. — Я много умею.

— Даже убивать? — с вызовом спросила Аалроог, ядовито смотря на Наташу.

Ростова стушевалась, опустила голову и затихла. Что-то внутри у неё треснуло, как трескается первый лёд под весом взрослого человека, и осыпалось вниз. Убивать Наташа не умела и не хотела уметь. Причинять другим боль она не могла, не представляла себе, как это возможно сделать добровольно, сознательно, отдавая себе отчёт в каждом действии.

— Вот видишь, — ласково проговорила Синистра, — поэтому ты и никчёмная. Мне нужна напарница, а не мягкотелая размазня, — она вдруг хохотнула и добавила: — ты удивила меня, так что я отправлю тебя назад. Не стану убивать, но помнить обо мне ты будешь всегда.

Наташа обрадовано подняла голову, от всей души захотела поблагодарить эту женщину, но вдруг погрустнела и осеклась. Она дёрнулась, как дёргается человек, подверженный судороге, натужно поднялась, едва не упав, и выпрямилась. Жизнь там, в заново отстроенном имении в Лысых Горах с княжной Марьей, представилась ей однообразной, скучной, бессмысленной, какой только возможно быть жизни без целей, желаний и мечт.

— Не хочешь уходить? — вдруг серьёзно спросила Синистра с пониманием и лукаво прищурила глаза, жёлтые вкрапления которых ярко и пугающе вспыхнули.



Пьер Безухов, княжна Марья Болконская, заметно поредевшее семейство Ростовых и кое-какие знакомые, знающие чуть больше положенного, тяжело переживали утрату Наташи.

Первое время все думали, что Ростова убежала и скрылась, терзаемая болью потери князя Андрея, но потом стало очевидным, что она никуда не убегала. Наташа исчезла, как исчезает по утру молочный туман: бесследно, бесшумно и неожиданно. Многие, включая княжну Марью, графиню Ростову, ставшую недавно вдовой, и Пьера Безухова, до сих пор верили в возможность возвращения Наташи домой, но их вера с каждым днём слабела, как обычно слабеет неизлечимо больной человек.

— Добрый день, — Пьер неуклюже снял шляпу, — возможно ли попросить вас об одном одолжении?

Княжна Марья удивлённо посмотрела на графа, но промолчала.

— Я хотел бы отправиться в путешествие, — старательно пряча глаза, проговорил Безухов, — но некому смотреть за моим имением. Могу я вас и князя Николая попросить об этом?

— Вы рассчитываете отыскать её? — сухо осведомилась Болконская, ничуть не сбитая с толку сбивчивой речью Пьера.

— Я не стал бы говорить так уверенно, княжна, — граф грустно улыбнулся и неожиданно успокоился, когда его истинные причины перестали быть тайной, — но я считаю, что должен сделать всё возможное. По возвращении, я навещу вас и князя Николая.

Безухов учтиво поклонился, водрузил на большую округлую голову шляпу и быстрыми размашистыми шагами направился к двери.

Княжна Марья печально смотрела на его широкую, грузную спину, невольно вспоминая красавицу Наташу и время, проведённое в её компании.



Среднего роста молодая женщина изогнулась, как может изгибаться только дикая кошка, отпрыгнула в сторону, вызывая на лице зазнавшегося французского фельдмаршала глубокое изумление, и улыбнулась, ядовито, насмешливо, строптиво.

— Какой же дурой я была! — горячо воскликнула она. — Да вы все и яйца выеденного не стоите! Жалкие, никому не нужные!

— Сударыня, — оторопело произнёс фельдмаршал, — представьтесь, пожалуйста.

— Представиться? Кому? Тебе? — женщина криво улыбнулась. — Не сегодня.

— И не завтра, — неожиданно подхватил женский голос.

Француз повернул голову на звук и восхищённо приоткрыл аккуратный рот. Недалеко от него стояла ещё одна женщина, стройная, с длинными тёмно-зелёными волосами и красивая.

— Позвольте… — с восторженным придыханием, сказал фельдмаршал, — мне…

— Кончай его, — сухо приказала Синистра и Наташа, та самая Наташа Ростова, робкая, убитая горем, а оттого набожная, улыбнулась голодным волчьим оскалом и, в секунду оказавшись за спиной француза, с мерзким чавканьем пронзила его японской катаной.

Фельдмаршал рвано вдохнул, захрипел, как обычно хрипят умирающие люди, и без сил свалился на землю.

Синистра удовлетворённо кивнула, Наташа холодно и страшно засмеялась.

— Из дрянного места я тебя вытащила, — хмыкнула Аалроог.

— Дерьма куски, — с отвращением отозвалась Ростова, косясь на мёртвого фельдмаршала.

Спустя пару секунд шаапиты исчезли, как исчезает солнце за хмурыми иссиня-чёрными тучами.



Через три месяца Пьер Безухов вернулся в имение Болконской и князя Николая. Он был бледен, нездоров и периодически вздрагивал. Княжна Марья обеспокоенно расспрашивала его о путешествии, о Наташе, но граф молчал и в его молчании она улавливала ужас. Ужас такого знания, от которого Пьер обязательно избавился, если бы мог.

— Пьер, — тихо позвала Болконская, — скажите что-нибудь, что угодно.

— Наташа… — с нервным придыханием начал Пьер и запнулся, но, взяв себя в руки, всё-таки продолжил: — мертва.

Княжна Марья ахнула, побледнела и низко склонила голову. Спустя несколько минут она совладала со своими эмоциями, выпрямилась и вопросительно посмотрела на Безухова.

— Вы видели её… — Болконская не решалась продолжить, но Пьер резко кивнул, освобождая её от борьбы с самой собой. — Что ж… я чувствовала.

— Я ещё заеду к вам, княжна, — пообещал Пьер, поднимаясь.

— Я всегда вам рада, — Болконская поднялась следом.

Пьер улыбнулся, но блёкло и ненатурально, поклонился и ушёл.

— Умерла? — с недоверием спросил женский голос, знакомый Болконской, а потом громко и надрывно расхохотался. — Да я только жить начала!

— Наташа… — с ужасом прошептала княжна Марья, — ты ли это, Наташа? Наташенька!

— Шаапит, — резко отрезала Ростова. — И я пришла за тобой.